|
Концерт на Волге В субботу вечером для женской половины волжан наступил час прозрения. Они увидели мужчину своей мечты. И увидели в такой чарующей близости, что не могли удержаться и выбегали на сцену, сопровождаемые ревнивыми взглядами своих кавалеров. Волжанки обрушивали на кумира букеты цветов, горы любовных записок и плюшевых игрушек. За что ни одна из них не ушла со сцены без поцелуя. Слабый пол города был покорен. Умопомрачительная энергия, заражающее жизнелюбие и пленяющее обаяние сделали на один вечер героем женских сердец появившегося через 10 лет забвения Алексея Глызина. ИСЧЕЗ Глызин в начале 90-х годов. Это было то время, когда на ВИА с одной стороны напирали эстрадные исполнители типа Юры Шатунова и группы "Ласковый май", а с другой – рокеры с актуальной для тех времен социальной тематикой. Вокально-инструментальные же ансамбли проигрывали им в том, что принципиально не использовали фонограмм. А на фоне русского рока они казались слишком беспринципными, пели все больше про любовь и с популярными гитарными примочками экспериментировать боялись. Эстрадная песня постепенно приходила в упадок. Однако Глызину удавалось держаться на плаву: в 1991 году он дал три сольных концерта, каждый раз собирая полные залы ГЦКЗ "Россия", а с 1989 по 1993 Алексей ежегодно получал призы на телевизионном конкурсе "Песня года". А затем он исчез. Вслед за этим появились слухи, что Глызин живет отшельником в глухом лесу. Днем пьет, а ночью катается на лошади. Исчезли все эти сплетни только с возвращением артиста. Возникнув внезапно, словно черт из табакерки, с новым хитом "Поздний вечер в Сорренто", Глызин тут же попал во все чарты популярных радиостанций. И снова – концерты, записи, поклонницы. О причине того странного исчезновения "Неделя города" и решила расспросить Алексея после концерта в Волжском. – Алексей, куда же вы исчезали на целых 10 лет? – Я был за границей. Много путешествовал, работал. Некоторое время жил в Америке, записывался на студии в Лос-Анджелесе. Побывал в Германии, Испании, Голландии. Иногда давал концерты, смотрел, как работают другие люди, набирался опыта. А насчет слухов о моих запоях – я откровенно заявляю, что пью умеренно, крайне редко позволяя себе выпить так, чтобы с утра болела голова. И вообще, разве искусственный рай заменит настоящее наслаждение? Удовольствие нужно получать от жизни, причем в чистом виде. – Не считаете, что исчезновение на такой длительный срок было ошибкой? – Я не могу оценить это сам, это должен сделать мой зритель. С другой стороны, если бы я постоянно мозолил всем глаза, от меня бы устали. А мое возвращение было таким неожиданным: раз-з-з – и снова появился. В этом что-то есть. – Но ведь так возвращаться удается далеко не всем? А если бы не получилось "раз-з-з и вернуться"? – Да, это очень сложно сделать. Некоторые люди тратят все свою жизнь, чтобы снова засветиться. Но все-таки у меня же получилось. – Как за эти 10 лет изменился зритель? – Он стал более разборчивым, более требовательным. На людей обрушилась масса информации. Сейчас все уже наелись музыки и зрители далеко не на всех ходят. Раньше, к примеру, на заборе можно было повесить афишу с надписью ВИА, и все – аншлаг обеспечен. Сейчас заманить народ на концерт крайне сложно. Сделать в наше время кассовый концерт – это просто подвиг. – В прошлый раз, кажется, вы выступали у нас на Дне города? – Да, это было летом. Года два назад мы тоже приезжали летом. Это был тоже какой-то праздник: на площади продавали пиво, колбасу какую-то. Очень здорово. Атмосфера вокруг была классная. – В одном из интервью вы обвиняли радиостанции в том, что они портят молодежь плохой музыкой. А какая музыка, по-вашему, хороша? – Хорошая музыка – это прежде всего музыка, в которой есть гармония, в которой есть мелодия, которую можно воспроизвести. – Но ведь современная музыка очень назойлива, она очень легко запоминается и воспроизводится… – Это же все примитивно и ужасно сделано на компьютере, это абсолютно бездушная музыка, которую можно слушать только на огромной мощности под каким-то кайфом. Такую музыку нельзя слушать нормально. Когда приходишь уставшим домой, хочется послушать тихую музыку, чтобы она была приятна, чтобы можно было отдохнуть душой. А современная музыка не дает возможности думать о чем-то светлом и добром, мне кажется, что это какой-то общий психоз. Но это только мое субъективное мнение, и я его никому не навязываю. – Говорят, что вас в 5 классе исключили из пионерии за поножовщину и что у вас страсть к холодному оружию... – Это не совсем так. У нас в школе, как и у многих других в этом возрасте, была такая детская война. Только у нас она закончилась трагедией… Это наше детство, школа, дворы. Мы росли в семьях, где было все: и хорошее, и плохое, и родители-алкоголики, и родители-академики. Все это было рядом, мы не были изолированы от жизни ни в лицеях, ни в гимназиях. Все были одинаковыми. В детстве любимой игрушкой Алексея была маленькая машинка с приделанным к ней мотором от мопеда – она ездила как настоящая. Со временем детское увлечение переросло в любовь к более дорогим игрушкам. В коллекции Алексея побывали "Порше", "Ягуар", "Ауди", "Мерседес". Иногда вместе с друзьями они заключают пари: кто быстрее по своему маршруту доедет до заданной точки, например, до Останкино. – Алексей, если у вас такая страсть к скорости, вы никогда не хотели участвовать в профессиональных "Гонках на выживание", как Николай Фоменко? – Иногда участвую. Только Фоменко занимается этим более серьезно и осознанно. У него даже есть своя команда. У меня же это увлечение не настолько серьезное, но я участвую в соревнованиях наравне с профессионалами – как-то даже занял второе место. Но если отдаваться этому полностью, то придется бросать музыку. Нужно выбирать и заниматься профессионально только чем-то одним. Ну а в том, что Глызин – профессионал, сомневаться не приходится. Многим современным "звездам" было бы неплохо поучиться мастерству, артистизму и открытости представителя эстрады 80-х годов. ИРИНА КРЕЧЕТОВА
|